Текст 5

Текст 5

КУЛЬТУРНЫЕ КОНЦЕПТЫ КАК УЗЛОВЫЕ ТОЧКИ
КАРТИНЫ МИРА И ПРЕДМЕТ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИИ.
ЯЗЫК ОПИСАНИЯ КОНЦЕПТОВ
Э. Лассан

В лингвистике принято говорить как о языковом сознании, так и о языковой картине мира , так как представления языкового коллектива о материальной действительности и духовном мире человека запечатлены в именах объектов этих миров. Вот что пишут о языковой картине мира известнейшие русские лингвисты: «Языковая картина мира формируется системой ключевых концептов и связывающих их инвариантных ключевых идей. Ключевые для русской языковой картины мира концепты заключены в таких словах, как душа, судьба, тоска, счастье, разлука, справедливость (сами эти слова также могут быть названы ключевыми для русской языковой картины мира). Такие слова являются лингвоспецифичными (language specific) – в том смысле, что для них трудно найти лексические аналоги в других языках» [2] Зализняк, А.А. Ключевые идеи русской языковой картины мира. / А.А. Зализняк, И.Б. Левонтина, А.Д. Шмелев // Языки славянской культуры, 2005. – С. 4. . Если считать вслед за авторами приведенной цитаты, что языковая картина мира составлена только лингвоспецифичными словами, то значит ли это, что такие слова, как стол или школа , не входят в языковую картину мира? Вспомним слова известного французского писателя Анатоля Франса: «Словарь – это целый мир, расположенный в алфавитном порядке. Здесь мысли, радости, труды, горести наших предков и наши собственные. Подумайте, что все собранные вместе слова – дело плоти, крови и души родины и человечества». Картина мира запечатлена в словаре народа, где выделенные нашими предками объекты мира получают свое наименование, а, соединяясь, слова отражают связи между объектами мира, которые полагает возможными носитель культуры. Так, еще недавно сочетание стеклянные столы казалось бы непривычным, так как столы и стекло, по мнению носителя культуры (не только русской), не находились в отношении предмет/материал, из которого он сделан. Сегодня в нашей картине мира эти объекты связываются между собой по названному принципу. Таким образом, если национальное и индивидуальное сознание можно представить как совокупность текстов, хранящих знания о действительности, то картину мира можно представить в виде словаря языка народа, при этом в картине мира будут выделяться наиболее значимые «элементы» картины и элементы, не снискавшие пристального внимания носителей культуры. Мы говорим сейчас о том, что выше было названо «ключевыми концептами картины мира». Это слова и связанные с ними понятия, которые, прежде всего, обладают высокой частотой встречаемости в текстах культуры. Ниже мы покажем, как определяется значимость понятия для картины мира народа, говорящего на определенном языке. Сейчас же еще раз отметим, что наиболее значимые для определенной культуры понятия чаще всего обозначены «лингвоспецифичными» словами, то есть словами, не имеющими точных эквивалентов в других языках.
Как можно представить лингвоспецифичность таких слов? Одним из возможных ответов на этот вопрос является идея о языке человеческой мысли, которую последовательно развивает один из крупнейших лингвистов современности Анна Вежбицка, предлагая понятие семантических примитивов – элементарных смыслов, которые являются универсальным инструментом мышления носителей всех культур, в какой бы географической или климатической среде ни жил субъект мышления. Не будем перечислять набор всех примитивных смыслов, список которых у исследовательницы не является постоянным, однако такие смыслы (знания о состояниях человека), как хотеть, думать, знать, чувствовать, говорить, делать , по мнению Вежбицкой, конструируют любую личность и являются постоянной частью изменяющегося списка семантических примитивов, предлагаемых исследовательницей. Кроме того, любому человеку, вне зависимости от его этнической принадлежности, знакомы понятия хороший/плохой , ибо без знания этих понятий человек не смог бы выжить в опасном мире. Эти смыслы будут использованы нами для описания понятий, которые являют национальную специфичность мировидения, с одной стороны, а с другой – могут изменять свое содержание, функционируя в дискурсе одного народа, чьи мировоззренческие («мировидческие») принципы обусловливаются различными факторами.
Обобщая, скажем, что индивидуальное сознание получает рецепты действий, представления о мире и отношениях между людьми в этом мире из текстов, отражающих опыт народа, живущего в специфических историко-географических условиях и запечатлевшего этот опыт как в текстах, так и в значениях слов, в синтаксическом строе языка, в его морфологических категориях. Слова, как будто бы обозначающие одни понятия (напр., судьба/los/destiny/Schicksal ) в разных языках, насыщаются элементами контекста, повествующего об отношениях в мире, как они представлены в картине мира народа, и содержание понятий приобретает национальный компонент. Так, русская судьба , согласно известнейшей работе А. Вежбицкой «Судьба и предопределение», не имеет эквивалента (точного) в большинстве европейских языков, обозначая единую цепь событий, кем-то определенную, которую человек должен принять. В этой цепи больше плохих событий, чем хороших – и по отношению к ним «было бы нехорошо сказать «я этого не хочу». Подобно русской судьбе, польский los может обозначать либо воображаемую силу, либо ход жизни человека... но если судьба вызывает представление либо о воображаемом судье, либо о воображаемом «приговоре», слово los не имеет таких «судебных» коннотаций. Скорее, оно связывается с образом гигантской лотереи, на которой разным людям протягиваются разные билеты» [3] Вежбицка, А . Судьба и предопределение / А. Вежбицка // Путь. Международный философский журнал. – 1994. – № 5. – С. 92. . Такое представление о судьбе запечатлено в русских фольклорных и литературных текстах: «злая судьбинушка разлучила нас навсегда» / «мне жребий неволи судьбинушкой дан» (Лермонтов). Русское выражение «покориться судьбе», говорит А. Вежбицка, не имеет польского эквивалента – ближайшее к нему польское выражение prosodic si е z losem значит буквально поладить с судьбой . В специфике значения судьбы исследователь видит отпечаток русской культурной традиции, согласно которой идеалом поведения является смирение, безропотное принятие тягот и страданий, развившееся в условиях многовекового деспотизма.
Приведем пример того, как знаменитый польский исследователь описывает понятие судьбы и losa на языке семантических примитивов.
Судьба
а) с людьми случаются разные вещи;
б) не потому что они этого хотят;
в) человек может думать: «Со мной случится больше плохого, чем хорошего»;
г) человек не может думать: «Это не случится со мной, если я скажу: «я этого не хочу»;
д) было бы нехорошо сказать: «Я этого не хочу»;
е) мне кажется, я знаю, что с людьми что-то случается, потому что кто- то говорит: «Я этого хочу»;
ж) мне кажется, что этот кто-то может говорить о людях то, что другие не могут сказать;
з) я думаю, все хорошее и плохое, что случается с человеком, составляет одно целое.
Как видим, в такой экспликации (выявлении) понятия отражается и представление о судьбе как о едином целом, кем-то (высшей силой) предопределенном, и отношение к судьбе как к явлению жизни, которое нельзя не принять, и ожидание от судьбы преград на пути осуществления целей.
Los
а) разные вещи случаются с разными людьми;
б) иногда это хорошие вещи, а иногда плохие;
в) с некоторыми людьми случается больше хороших вещей, чем с другими;
г) с некоторыми людьми случается больше плохих вещей, чем с другими;
д) не потому что этого кто-то хочет;
е) человек не может думать: «Я знаю, какие вещи случатся со мной»;
ж) это невозможно знать.
Опираясь на это описание, можно увидеть различие между русским и польским взглядом на мир, запечатленным в этом понятии: судьба акцентирует наличие высшей силы, в то время как польский los акцентирует то, что люди не властны над своей жизнью. Польское представление о том, что хорошее и плохое неравномерно распределено между людьми, не имеет соответствий в русской судьбе. В польском lose отсутствует компонент смирения и представления превратностей человеческой жизни как единого целого [4] Вежбицка, А. Судьба и предопределение / А. Вежбицка // Международный философский журнал. – 1994. – № 5. – С. 92 – 97.
В каждой культуре есть ключевые понятия, имена которых часто встречаются в текстах той или иной культуры – пословицах, стихотворениях и их названиях, песнях, названиях прозаических произведений искусства, кинофильмов и т.п. Такие понятия мы и будем называть культурными концептами – впрочем, этот термин имеет достаточно долгую историю, и содержание его остается до сих пор трактуемым по-разному лингвистами, с одной стороны, культурологами, литературоведами, с другой. Нужно сказать, что и среди лингвистов нет однозначного определения термина концепт , что не мешает ему иметь широчайшее хождение в русской лингвистике.
<…> в русской гуманитарной науке термин получил распространение после статьи крупнейшего русского филолога Д.С. Лихачева «Концептосфера русского языка», который понимал под концептосферой совокупность ключевых концептов определенной культуры. Статья Д.С. Лихачева дала бурный толчок и развитию лингвокультурологии, ибо русский ученый наметил путь исследования языка, сознания нации и сознания отдельной личности: «Понятие концептосферы особенно важно тем, что оно помогает понять, почему язык является не просто способом общения, но неким концентратом культуры. Культуры нации и ее воплощения в разных слоях, вплоть до отдельной личности» [5] Лихачев, Д.С. Концептосфера русского языка / Д.С Лихачев // Известия ОРЯ. Серия литературы и языка, 1993. – Т. 52. – № 1 – С. 8–9.
Описание ключевых понятий, характеризующих как сознание целого этноязыкового коллектива, так и отдельной личности (напр., «Концепт "ДОМ" в художественной картине мира М. Цветаевой»), стало одним из центральных направлений русской лингвистики конца XX века, претендующего на статус самостоятельной дисциплины – лингвокультурологии и даже лингвокультурной концептологии. «Лингвокультурная концептология, как представляется, выделилась из лингвокультурогии в ходе переакцентуации и модификации компонентов в составе ...триады «язык, культура, человеческая личность», в которой человеческая личность сводится к сознанию, точнее, к совокупности образующих его «сгустков смысла» – концептов» [6] Воркачев, С.Г. Лингвокультурная концептология: становление и перспективы / С.Г. Воркачев // Известия РАН, 2007. – Т. 66. – №2. – С. 16.
Составляя узловые элементы картины мира, ключевые концепты выявляют специфику национального и индивидуального мировидения и позволяют понять речевое и неречевое поведение носителя определенной культуры. Поэтому знакомство с ключевыми русскими культурными понятиями «проявляет» взгляд на мир носителя русской культуры и дает возможность сопоставить его с «точкой зрения» носителей других культур – все это способствует нашему пониманию того, что даже самый обыденный фрагмент действительности может осмысливаться отличным от нашего осмысления образом. Усвоение же техники описания концептов поможет выработке точности анализа того, что мы думаем, когда говорим. М. Мамардашвили сказал, что дьявол играет нами, когда мы мыслим неточно. Будем надеяться, что, исследуя ключевые понятия культуры и овладевая приемами их описания, мы избавляем себя от этой опасности.
Лассан, Э. Культурные концепты как узловые точки картины мира и предмет
лингвокультурологии. Язык описания концептов /
Э. Лассан // Лингвокультурология. Очерк русской концептологии. – Вильнюс :
Вильнюсский педагогический университет, 2008. – С. 23–28.